Об особенностях русской революции и причинах реставрации капитализма в России
Марксизм зародился в условиях капитализма как учение, выражающее интересы пролетариата, основного угнетенного класса при этом строе, труд которого порабощен его антагонистом - буржуазией, собственником капитала.
Традиционное общество на Западе к тому времени под воздействием Реформации, буржуазных революций и капитализма разложилось и трансформировалось в индустриальную цивилизацию, называемую еще западной.
Крестьянство там, как основа традиционного общества, либо тоже разложилось на сельскую буржуазию и пролетариат, либо продолжало существовать как архаичное малоземельное сословие с мелкотоварным укладом, как пережиток феодальных отношений, и основным классом при капитализме уже не являлось, т.к. не выражало его основного противоречия - между трудом и капиталом.
Основа социологии марксизма - это исторический материализм, учение об общественно-экономических формациях, закономерностях перехода от одной формации к другой.
Исторический материализм носит всеобщий характер, но без учета цивилизационного фактора, разработка которого начинается в позднем марксизме, он абстрактен.
Если в западном индустриальном обществе с протестантской этикой и психологией индивидуализма главенствующими предпосылками для социализма являются материальные, дающие толчок к контрреформационным этическим трансформациям, то в традиционном обществе недостаточный уровень развития материальных предпосылок отчасти восполняется общинной, коллективистской психологией, психологией солидарных отношений, органично восприимчивой к социализму, из которой проистекают и соответствующие этические учения.
Эти духовные предпосылки дают мощный стимул к развитию материальных предпосылок социализма в солидарных обществах.
Предреволюционная Россия, в формационном аспекте являвшаяся страной со средним уровнем развития капитализма, представляла собой определенный характерный тип стран традиционных цивилизаций, в которых вызрели предпосылки для антибуржуазных революций, как пролетарско-крестьянских, так и крестьянско-демократических и национально-освободительных.
С другой стороны, западный капитализм на рубеже XIX-XX веков вступил в свою империалистическую стадию.
В этих новых исторических условиях марксизм нашел свое дальнейшее развитие в ленинизме, который, во-первых, дал применение марксизму в отстающих, с точки зрения развития капитализма странах, и, во-вторых, теоретически осмыслили капитализм в стадии империализма.
Поэтому будет верно целостное универсальное марксистское учение называть марксизмом-ленинизмом (разумеется, не в сталинско-сусловской интерпретации).
Политические воззрения Троцкого отражали марксистский подход к России как к европейской стране, но подход, в отличие от меньшевизма, революционный, а не догматическо-оппортунистический.
Троцкий недооценивал цивилизационное общинно-крестьянское своеобразие России.
В России к 1917 году вызрели условия для глубокой социальной революции и с буржуазной, и с пролетарской, и с крестьянской стороны.
Это предопределило тот факт, что этот год стал годом непрерывной, многослойной, если можно так выразиться, революции, завершившейся установлением диктатуры пролетариата и беднейшего крестьянства.
В 1917 году ленинизм и троцкизм подошли к лозунгу "Вся власть Советам!" с разных сторон и в нем соединились, что выражало и мировой, и русский, и европейский, и азиатский характер Октябрьской революции.
Чтобы объективно оценить гипотетическую возможность победы линии Троцкого и фактическую победу сталинизма в стране и в коммунистическом движении после завершения Гражданской войны и смерти Ленина, необходимо попытаться правильно ответить на ряд основополагающих вопросов.
Во-первых, возможна ли победа социалистической революции в одной отдельно взятой стране?
Если под этим понимать захват государственной власти пролетариатом и ее удержание, то Ленин, а затем и сам Октябрь с последующей победой в Гражданской войне дали положительный ответ на этот вопрос.
Если же под этим понимать полное построение социализма в одной отдельно взятой стране, то вопрос до сих пор остается дискуссионным.
Ленин не успел дать на него теоретический ответ и в силу недостатка при его жизни исторических данных, и по причине скорой кончины.
Для ответа на поставленный вопрос необходимо уточнить, что понимать под социализмом.
Согласно марксистской теории социализм, низшая фаза коммунизма, и собственно коммунизм имеют общие сущностные признаки, разница лишь в их зрелости и полноте проявления.
Когда эти признаки еще отсутствуют или находятся в зачаточном состоянии, когда еще работают буржуазные принципы, то несмотря ни на что другое, например, тотальное господство коммунистической идеологии, полное огосударствление средств производства, отсутствие внутреннего классового противника и т.д., можно говорить лишь о переходном периоде от капитализма (или других укладов) к коммунизму или социализму, что одно и то же, ибо социализм - часть коммунизма.
Сталинизм, воплощая в себе тенденцию национальной ограниченности, отошел от этого подхода и стал выдавать за социализм те или иные стадии переходного периода, в которых оставалось еще достаточно много буржуазных норм и принципов, исторически и экономически еще не изжитых.
В двадцатых годах прошлого века сталинизм утверждал, что построить социализм в одной отдельно взятой стране можно, и констатировал факт построения "социализма в основном" уже в 1936 году.
Как показали исторический опыт и строгий марксистский анализ, СССР так и не вышел за рамки переходного периода, да к тому же его политический строй подвергся бюрократической мутации.
Троцкизм, наоборот, утверждал, что социализм в СССР строить можно и нужно, но построить в огромном смысле этого слова без победы революции, как минимум, в нескольких крупных странах за относительно короткий период, нельзя.
Поэтому Троцкий важнейшим и решающим направлением политики Советского государства как составной части строительства социализма считал активное содействие развитию мирового революционного движения и его государственную поддержку со стороны СССР.
Данный спор сталинизма и троцкизма, разумеется, не был чисто академическим и сугубо теоретическим.
Из этих положений вытекала и конкретная политическая линия и практическая деятельность той и другой стороны, их стратегия и тактика.
Сталинская постановка вопроса, конечно, в большей степени давала заряд созидательного энтузиазма массам в нашей стране.
Троцкизм же больше аппелировал интернациональным чувствам, что в условиях усталости народа от войн и революций и при преобладающей крестьянской массе над пролетарской ставило Троцкого в заведомо невыгодное политическое положение.
Кроме того, после поражения революции в Германии, Европа в силу цикличности исторического развития вступила в период глубокого спада революционного движения.
Эти два объективных обстоятельства не давали возможности троцкизму на ближайшую перспективу достижения не только каких-либо серьезных успехов, но и существенно усложняли задачу политического выживания и закрепления на определенном рубеже в революционном движении.
В современную эпоху сам факт поражения социализма в СССР говорит, вроде бы в пользу Троцкого.
Но нельзя не учитывать, что фатальной неизбежности либерально-перестроечной катастрофы не было.
Троцкий преувеличивал значение для России международного революционного фактора. В этом евроцентристском сдвиге заключалась политическая уязвимость позиции Троцкого.
Вообще, сущность троцкизма в определенном смысле можно квалифицировать как "революционный евроцентризм", чем, кстати, и объясняется его так называемая "внефракционность" в российской социал-демократии до 1917 года.
От меньшевиков его отличала революционность, а от большевиков евроцентризм. В свою очередь, Сталин абсолютизировал державные геополитические интересы России, для обеспечения которых он фактически парализовал, если не сказать больше, и без того снизившееся революционное движение в остальном мире, что в конкретном итоге обернулось утратой его геополитических завоеваний.
Учитывая всю совокупность факторов, представляется, что ответ на первый рассматриваемый вопрос, может быть таким:
Ортодоксальное марксистское положение о том, что социализм возможен лишь при условии победы социалистической революции в большинстве стран, верно только в рамках западной цивилизации.
В России сочетание капитализма пусть и более низшего порядка, чем на Западе, с одной стороны и имманентного этического общинного коммунизма, характерного для традиционных обществ, с другой стороны, позволило совершить глубокую социальную революцию и выйти на путь построения социализма вполне реально, с точки зрения достижимости цели, а не утопически.
В СССР была создана уникальная социалистическо-традиционалистская цивилизация, которую отличали самодостаточный экономический базис, минимизация товарно-денежных отношений, развитый коллективизм, пронизывающий все горизонтальные и вертикальные поры общества, интернациональная сплоченность людей, духовные морально-этические приоритеты человеческого и общественного бытия, и которая, при всех издержках и несовершенствах, являла собой прообраз будущего не только для народов исторической России, но и в важнейших чертах для всего человечества.
Масштаб страны при наличии вышеназванных признаков и при условии исправления ее политического развития позволял всерьез говорить о возможности реального построения социализма в марксистском смысле.
СССР не устоял потому, что экономических и военных средств для защиты социализма оказалось недостаточно.
Он проиграл не экономическое соревнование, а идеологическую борьбу, носившую со стороны классового и цивилизованного противника характер психологической войны на уничтожение.
Чтобы успешно противостоять западному капитализму, тем более в его глобалистской стадии, необходим мощный защитный культурно-цивилизационный фактор.
Географическое положение России, промежуточное между Европой и Азией, между Западом и Востоком, с одной стороны, являлось преимуществом в смысле экономического развития, но с другой стороны, оно существенно ослабляло иммунитет народов России, особенно русских, перед культурно-духовной экспансией Запада, перед агрессией городской буржуазной субкультуры.
Не случайно, как показало горбачевско-ельцинское время, главными носителями антисоветизма явились люди, родившиеся и выросшие в мегаполисах, горожане не в первом поколении.
Это наводит на мысль о природе советов, прежде всего, явлении традиционного общества, и только затем, как организации пролетариата.
Опыт СССР и других стран позволяет сделать вывод, что социалистическая революция и победа социализма в одной отдельно взятой стране возможна, если:
она не принадлежит к Западу;
эта страна достаточно крупная.
Культурно-цивилизационный фактор как средство защиты в незападных цивилизациях сильнее военно-экономического, хотя и он совершенно необходим.
Несмотря на то, что для самого Запада тезис о необходимости революции в нескольких крупных странах остается верным, вероятность этого равна нулю, пока существует эксплуатация третьего мира, а теперь и России, через господство западных транснациональных корпораций и их инструментов, таких как НАТО, МВФ, ВТО и др.
Отсюда вытекает необходимость глобальной антиглобалистской революции. Причем усилий только одного объединенного международного рабочего класса для этого недостаточно, необходим широкий антиимпериалистический антиглобалистский революционный фронт угнетенных классов, угнетенных стран и стран, испытывающих давление глобализма.
Следующий основополагающий вопрос. Возможно ли действительное осуществление советской власти, т.е. непосредственной власти трудящихся, в условиях международной изоляции страны победившей социалистической революции, или неизбежна в этом случае бюрократизация власти?
То, что в таких условиях жесткая централизация необходима, очевидно. Но централизация и бюрократизация это совершенно разные понятия, и вовсе необязательно централизация предполагает бюрократизацию.
Уточним, что понимать под бюрократизацией или бюрократизмом. Это не канцелярская волокита или управленческая косность, что обычно понимают под этим словом.
В социологическом смысле под бюрократизацией понимается присвоение властных полномочий управленческим слоем, преследующим прежде всего свое корпоративные интересы, а интересы народа и государства лишь постольку, поскольку этим обеспечивается ее собственное существование и фактическая власть.
Если государственно-политическая структура власти трудящихся устроена таким образом, чтобы она исчерпывающе выражала их интересы, то вынужденное по тем или иным причинам усиление центризма не приведет к отчуждению власти от трудящихся.
Заметим, что это возможно при том необходимом, но недостаточном условии, при котором основой власти являются трудовые коллективы, а не территориальный электорат.
Только при этом диктатура пролетариата имеет возможность не превратиться в диктатуру бюрократии, через которую интересы пролетариата выражаются опосредованно, урезано, искаженно.
По вопросу о бюрократизации пролетарской власти и ее последствиях антибюрократическую линию Ленина политически продолжил Троцкий.
Теоретическая разработка вопроса о бюрократическом перерождении рабочего государства явилась выдающимся вкладом Троцкого в классическое содержание марксизма.
Объективных предпосылок для бюрократизации Советской власти было предостаточно, но параллельно существовала и другие тенденции, прямо противоположные: и внутренние, раскрепощение людей, массовый энтузиазм и т.д., и внешние, интернационально-солидарные.
Но, к несчастью, развитие советского рабоче-крестьянского государства попало в историческую ловушку, состоявшую в том, что пресечь бюрократическую тенденцию, персонифицированную в лице Сталина, могли только Ленин и тот "тончайший слой" старых большевиков, который по определению Ленина, и обеспечивал в решающей мере проведение пролетарской политики.
Троцкому в отсутствии Ленина в силу ряда причин это было не под силу.
В аспекте вопроса о бюрократизации сталинизм можно квалифицировать как политическое течение внутри коммунистического движения, выражающее теорию и практику бюрократической модели рабоче-крестьянского государства и интересы правящего бюрократического слоя в таком государстве, в частности.
Было бы неправильно впадать в голый "антибюрократический" схематизм и доводить все до абсурда. Сам этот слой был неоднороден, и принадлежность к руководящему составу еще не ставила автоматически клеймо на человека.
Каждый такой работник сам для себя решал, что для него важнее - служение народу, социализму и государству или положение и привилегии.
Вместе с тем, руководители-подвижники были впряжены в общую бюрократическую телегу, причем коренниками, а на телеге той был тяжелый, но столь необходимый воз дел по строительству социалистической державы.
Положительная сторона этой системы заключалась в центризме, который и давал результат, а отрицательная - в бюрократизме, который порождал издержки и ухудшал результат.
Чем дальше по времени отдалялся Октябрь, тем все больше сложившаяся система власти способствовала воспроизводству работников карьеристского типа, пока это не привело к закономерному финалу - засилью Горбачевых-Яковлевых-Ельциных на всех этапах властной иерархии.
Деятельный, назовем его кировским, тип работника в итоге был задавлен и деморализован горбачевским типом с даже не столько карьеристским, сколько уже либерально-буржуазным, коллаборационистским мировоззрением, что не замедлило вылиться в кризисной ситуации в открытое и циничное предательство.
Бюрократическая суть сталинизма предопределила не только постепенное перерождение значительной части руководящих кадров сначала в карьеристском, а затем и в буржуазном духе, но и обусловила репрессивную составляющую сталинизма.
Она была направлена, прежде всего, на антибюрократический слой внутри самой компартии (сторонников Ленина и Троцкого), и, во-вторых, на предотвращение буржуазного перерождения "коммунистических" бюрократов.
Этим она не исчерпывается, но эти направления главные.
Прекращение репрессий при сталинизме хрущевско-брежневского образца убрало и этот, хотя и ненормальный, но все же какой-то, барьер на пути буржуазного перерождения верхушки КПСС.
Что интересно, в отношении левого диссидентства, непримиримого к буржуазно-бюрократическим проявлениям, репрессивная политика сохранилась.
Еще один важнейший вопрос - это проблема соединения исторической традиции страны и ее новой социалистической традиции, гармонизации этого соединения, развития первой во второй, обогащения новой традиции непреходящим содержанием старой.
Устоявшееся после революционных потрясений с неизбежным последующим откатом, хотя и неполным, к исконным ценностям новое народное сознание является синтезом традиционной тезы и революционной антитезы.
Для России характерными и исторически обусловленными были державные устремления, пассионарное мессианство, духовно и географически обоснованные солидарность и общинность, патерналистский тип государства, сакрально мотивированный культ вождя или отца народа и другие признаки в этом ряду.
Вождизм в традиционном обществе и патерналистском государстве не является аномалией, а, наоборот, отражает закономерность, вызванную общественной необходимостью.
Сдвиг и даже переход к социализму хотя и существенно видоизменяет это явление, но не отменяет.
Но есть вождизм и вождизм.
Ленин был решительным противником вождизма в худшем его понимании - с такими чертами как обожествление и непогрешимость вождя, его безответственность перед народом, диктаторство и т.п. С коммунизмом это несовместимо.
Тем не менее, сам Ленин первым в человеческой истории явил собой новый тип народного вождя, оставаясь до настоящего времени непревзойденным образцом этого типа.
В своей личности, и в индивидуальной, и в социальной ипостасях, он соединил Спартака и Христа, Петра и Чернышевского, Маркса и самого себя одновременно.
Он соединил в себе передовое научное знание, гуманизм, организаторский гений, народную мудрость и веру людей в лучшее будущее, стал выразителем их чаяний, именно чаяний, не только интересов (интересы, как рациональную категорию, выражают лидеры, не вожди, в западном обществе).
В настоящее время наиболее видным вождем такого типа является Фидель, бесспорно человек N 2 в XX веке.
После смерти Ленина потребность в народном вожде нисколько не отпала, ибо новая история России только начиналась.
Троцкий, как рафинированный марксист, марксист-формационник, мог быть вождем только чисто коммунистического, классового толка и при всем его личном превосходстве над Сталиным не мог реально претендовать на место Ленина в народном сознании, на роль народного вождя в слишком крестьянской для Троцкого стране.
Троцкий, выдающийся революционер, мыслитель и организатор масс, все не был столь всеобъемлющей личностью как Ленин, а самое главное, время для осуществления идей Троцкого намного опережало время его жизни.
Сам он считал себя жертвой сталинского "термидора", однако, если проводить аналогии, Троцкий разделил скорее судьбу Жака Ру и Ба?., также значительно опередивших свое время, нежели Робеспьера и Сен-Жюста, если иметь в виду исторический смысл судеб.
Сталин еще меньше, чем Троцкий годился для того, чтобы занять место Ленина, но Сталин сумел идентифицировать себя с партией. Партия, поднявшая народ на величайшую в истории революцию, имела в трудовом народе огромный авторитет.
В свое время Маяковский, написав знаменитые строки: "Мы говорим Ленин - подразумеваем партия, мы говорим партия - подразумеваем Ленин", отразил определенный стереотип массового сознания в традиционном обществе, при котором всякая общественная сила непременно должна ассоциироваться с конкретным персональным именем.
"Мы говорим партия - подразумеваем Ленин? Но он умер. Сталин? Сталин! Потому что к тому времени, когда встал такой вопрос, а это был конец 20-х годов, он сумел поставить партию под свой контроль и стал и номинальным, и фактическим партийным вождем для большинства в партии.
Как он этого добился, нет нужды описывать - это хорошо известно.
Оппозиции Сталину в партии и армии, существовавшие до конца 30-х годов, существа дела не меняют.
Вождь партии - это вождь народа. Однако, с точки зрения вождизма, зрелый сталинизм явился шагом назад, отступлением в монархический традиционализм - с опорой на бюрократию воссоздать империю, хотя и бы красную.
Как и какими методами стремились к величию России цари и императоры, известно.
Было бы антиисторично упрекать самодержцев за самодержавные методы, по крайней мере, пока они не изменили себя. Принцип "цель оправдывает средства" самодержцам в вину, как правило, не ставят, но к Сталину такой подход неправомерен.
Как коммуниста его оправдать нельзя, и все его величие лежит за рамками коммунизма, в державном имперском поле. Отрицать выдающиеся способности Сталина как руководителя государства было бы неправильно. Более того, в созданной им модели государства вряд ли кто-нибудь справился лучше.
Вопрос в другом - данная модель государства не имела исторической перспективы. Ее положительный ресурс где-то в 70-х годах был исчерпан, негатив бюрократического содержания стал перевешивать позитив центризма. Оговоримся, что речь идет о политическом режиме и только о нем, но никак не о реальных достижениях советского общества.
Сталинский тип государства для своего успешного функционирования помимо энтузиазма масс обязательно предполагает наличие культа харизматического вождя, который цементировал бы общество.
Если после смерти такого вождя на эту роль не находится подходящий кандидат, а вспыхивают фигуры типа Хрущев, по своей одиозности уступающего только Горбачеву или Брежневу, то возникают уродливые явления, подвергающие всю конструкцию власти страшному напряжению.
Развенчание Сталина по-хрущевски означало колоссальный удар по советскому строю (такую опасность прогнозировал даже Троцкий).
Идеологически и политически сталинская система общества и власти достигла такого состояния, что радикальная шоковая десталинизация объективно способствовала целям либеральной контрреволюции. Десталинизация, как изжитие явления, связанного с верой в почти религиозном смысле, следовало проводить крайне осторожно, постепенно, в течение 15-20 лет, как минимум, с непременной продуманной поэтапной реконструкцией политического режима и государственного устройства в советском, социалистическом духе с учетом народных традиций, но не в либерально-парламентском.
На деле же политическая система СССР с 1953 по 1985 годы практически не претерпела изменений. Все происходившее было связано с идеологическими шараханиями и управленческими реорганизациями, которые не затрагивали несущий каркас советского государства, как он был создан Сталиным, и преследовали цель разрешать возникающие идеологические, экономические и социальные противоречия, действительный смысл и причины которых не были вполне уяснены.
Попытка перестроить этот каркас, но мотивированная либеральными посылами, логично обернулась полным крахом.
В целом можно констатировать, что главная причина крушения Советского Союза заключается не в сталинизме как таковом, он является только объективной предпосылкой, а в том, что не была познана действительная природа сталинизма, как сложного многомерного общественного явления.
Без этого любые действия только ухудшали ситуацию.
Либеральная критика Сталина и сталинизма, которая ныне господствует в обществе гроша ломанного не стоит и ложна по своей сути, ибо имеет антикоммунистическую природу.
Кроме того, сталинизм никогда не сходил с нашей цивилизационной почвы и этим самым имеет заведомо качественное преимущество перед либерализмом.
Даже более, сталинизм в пределах своих возможностей во многом способствовал цивилизационной преемственности, обусловленной Октябрем.
Вместе с тем, он создал и предпосылки для ее пресечения, которые при негативном факторе сработали.
В этом заключается историческая вина сталинизма в цивилизационном аспекте.
rpk@len.ru
